Шел дождь, когда Хогвартс прощался с героем. Тяжелые печальные капли срывались с листьев, таких неуместно ярких, таких беззащитно желтых, еще более нелепых на фоне черных мантий застывших от горя людей. Один листик, особенно трогательный, с нежными прожилками и резным краем, неуловимо напоминавшим растопыренную ладошку, упал на мантию того, кого провожали. Кого, казалось, оплакивало само осеннее небо, безутешно серое, безнадежно тоскливое. Кто уже не мог слышать рыданий и запоздалых похвал, искренних, но от этого не менее бессмысленных.
Ему было уже все равно. И золотая ладошка глупого листика напрасно дрожала на черном сюртуке, и ветер напрасно трепал черную прядь, дразня ею жесткую складку губ. Они больше не изогнутся в саркастической усмешке.
Дамблдор, не скрываясь, плакал, вытирая слезы длинной бородой. Худые пальцы комкали серовато-седые пряди, и легкомысленные бубенчики, вплетенные в бороду, глухо брякали. Макгонагалл прижимала ко рту клетчатый платок, замерев в немой скорби, но каждому было ясно, что она зайдется слезами, стоит ей оказаться одной. Строгий пучок на ее затылке печально двигался, когда она вздрагивала, не в силах более сдерживаться.
Гермиона захлебывалась рыданиями, почти повиснув на руках Рона. Она ломала тонкие пальцы с красивыми блестящими ногтями, золотистые волосы растрепались, закрывая лицо.
Рон растерянно гладил ее по плечу, вряд ли осознавая это. Его вечно улыбающееся лицо было печальным, уголки смешливого рта опустились вниз. Он скользил потерянным взглядом по неподвижному телу в неизменной черной мантии, словно недоумевая, как мог этот человек умереть, когда весь мир празднует победу.
Гарри стоял рядом, уронив руки и опустив голову. Ветер шевелил его темные волосы, на которых, словно крошечные искорки, блестели капли дождя. Внезапно он резким движением стянул свои стильные очки в тонкой оправе, вытер глаза рукавом мантии и заговорил:
– Он спас мне жизнь! Он прикрыл меня от смертельного проклятия Малфоя. Вы знаете, он не любил меня, изводил и наказывал, но чего все это стоит теперь по сравнению с тем, что сделал? Он пожертвовал собой, чтобы спасти меня… когда Волдеморт уже был уничтожен, – парень вновь прижал к губам рукав мантии. Могло показаться, что он пытается сдержать улыбку. – Он был таким противоречивым… Но нужно признать, что добра он мне сделал куда больше, чем… – он запнулся, вновь прижимая руку к лицу, – чем добра… то есть, чем зла. Черт, ну не могу я так! – он взмахнул руками и рассмеялся.
– Стоп! – раздался громкий голос позади скорбящей группы. Гермиона немедленно прекратила рыдать и висеть на Роне, выпрямилась и принялась убирать волосы с лица. Макгонагалл опустила платок и с наслаждением потянулась. Дамблдор поправил мантию и аккуратно поскреб под бородой.
– Дэн, в чем дело? – крепкий мужчина в кепке, надетой козырьком назад, подошел к Мальчику-Который-Выжил. – Это шестой дубль!
– Я не виноват, – возмутился Дэниел. – Зачем он из гроба моей речью дирижирует?
– Во-первых, ты все равно пропустил фразу: «Кто теперь осмелится сказать, что он считал меня всего лишь оружием в борьбе с Волдемортом и сыном ненавистного ему человека?», – раздался глубокий голос «покойного Снейпа». – Во-вторых, я не в кадре. В-третьих, зачем было рассказывать мне на ухо анекдот, когда я с трагическим лицом выносил тебя из-под завалов Черного замка?
– Алан! – страдальческим голос воскликнул режиссер.
– А зачем он там вообще лежит, если он не в кадре? – спросила Мегги.
– Дети не могут рыдать на пустое место, – развел руками Майкл.
Гримерша в последний раз обмахнула пуховкой лицо Эммы и торопливо отошла.
– Тихо! Мотор! – привычно проговорил режиссер.
– Хоронили Снейпа, сцена три, дубль семь. – протараторила ассистентка и щелкнула хлопушкой. Дамблдор всхлипнул и вытер глаза бородой.

Автор неизвестен.